 |
2011 г. |
||
|
НАВИГАЦИЯ
|
Андрей Нитченко
* * *
Мне нравится стихов порука круговая – Причин, деталей, рифм внимательная связь. Ступают не спеша, текут не торопясь, а проза и бегом никак не поспевает.
Как молвил дурачок: «Ты опрокинь глаза, ты опрокинь глаза, чтоб внутрь они смотрели» – там не дробится мир на лица, голоса. Пусть раскачнет гроза огромные качели!
Небесная вода ударилась в бега! И гром колол дрова над улицей пустою. Я шел, но не один – меня оберегал Блаженный гул, покой за все пережитое.
… Я шел как проклятый – да стопы в кровь истер – пустынею листа, предсказывавшей чудо. И вот издалека селение растет, и окна светятся – и музыка оттуда.
* * *
Дай глазам надышаться тобой, дай тобой надышаться рукам. Обойму и укрою – себе самому не отдам, если только пойму, что способен обидеть хоть раз. Пусть вдвойне искалечит меня, только б ты сбереглась.
Это просто, как выдох и вдох, это самая суть, это то, что нельзя рассказать и нельзя обмануть.
Это падает лист опустевший и в траву ложится ничком, это белым разломом звезда твердеет в окне. Это тающий тополь в пути заметает дождем. Это кто-то мудрее меня вырастает во мне.
* * *
Страшно, Мария скажет, смотреть на бабочек летних. Из сломанных трав течет молоко. Страшно во-первых, во-вторых и в последних. Но легко.
Вот и смотрю, хоть страшно. Будьте разумней, темы другие возьмите, не смотрите сюда. Если все выйдет, я расскажу, как никогда не умер – ясно, спокойно, просто – как никогда…
Ольга Коробкова
* * *
Как хорошо быть гостьей на вокзале: не провожать, не ехать, не встречать, не торопиться, не сбивать дыханье, минуты не считать, потом – секунды, до хруста рук прощального объятья, до горечи слепого поцелуя… Смотреть с весельем на чужую радость и с грустью – на чужое горе, но – но не участвовать ни в чем, ни в чем, а в ком-то – если только посторонне… И, налегке, вертя ключи на пальце, стоять, читать про легкость бытия, которую нести не тяжелее, чем летнюю дорожную суму… И на своих двоих на все четыре идти, когда захочется уйти, беречь свою свободу-безбилетность и не желать счастливого пути ни близким, ни себе, ни alter ego… Немного стыдно добрых пассажиров, которых я немного предаю своей непринадлежностью к их братству и сестринству, и прочему родству… Но кто же я сейчас?.. Я просто вещь, что Бог оставил в камере храненья. Я не забыта, я в Его руке – вот-вот…
* * *
Тоненькие побеги родительской яблони. Маленькие человеки, смиренные чудеса. Глазенки чистой воды, проточной голубизны, нездешние. Хотя все по местам… Дом священника. Стол в саду, скамейка. Собрались вокруг, изучают, глядят нестерпимо-ясно. На коленках – пятна зеленки: зеленый свет в светофоре времени… Перемигнет не скоро. Старшему – десять лет. Четыре девочки и мальчик Андрейка. Дети батюшки Дионисия. Июльский зной, ледяное ведро, железная кружка. Какой там век за калиткой сада?.. У батюшки звонит сотовый. Что ж – свои дела, все нормально… Здесь светло и в тени. Дети медленно улыбаются, подбираются ближе, рассказывают, как играли в прятки под яблоней… …А завтра – гуськом придут в храм, станут поближе к аналою, кто-то взберется на лестницу, что ведет к церковному хору… Вот они – домовята Божьего дома.
Надежда Папоркова
* * *
Говорил ты когда-то, и голос прощальный Над землею струился мольбой: Этот мир – справедливый, но слишком печальный… И я спорила тихо с тобой.
Но я знаю теперь, справедливость – в разлуке, Справедливость во всём, что уйдёт: В каждом призрачном слове, в потерянном звуке, В красоте умирающих нот.
Я не знаю теперь ни единого слова, Чтобы спорить с тобою. Прости. Справедливо и то, что не встретиться снова Двум скитальцам на прежнем пути…
* * *
У речки детства, в деревенском доме Смешной ребёнок счастья ждёт. А я По городам скитаюсь, затая В душе глубоко все тревоги, кроме
Твоей печали, тайно и нежданно Открытой мне на дальнем берегу – Мы встретимся, и скрыть я не смогу, Что тайна кровоточит, словно рана…
И если голос сердца станет звонок, Мне не поможет избранная роль. О друг мой, не ищи меня. Позволь, Чтоб говорил с тобою тот ребёнок,
Кто ни о чем печальном не напомнит, Чей непритворно безмятежен взор, Кто счастья ждет у речки до сих пор. Кем быть когда-то было так легко мне…
* * *
Мой город горестный! Жемчужиной на дне Сиять, иль чайкою срываться с небосвода – Но я с тобой, моя неволя и свобода. Зачем ты, город мой, тоскуешь обо мне?
Мой голос горестный, чуть слышный, но живой Весне сопутствует в прогулках одиноких, А вслед летят твои печальные упрёки Осенней музыкой, осеннею листвой.
Я собираю их в ладони. Меж страниц Тетради тонкой им найдётся оправданье, Когда растратишь ты небесное страданье На равнодушные улыбки милых лиц…
Но если слышишь ты меня, я говорю: За всё прости меня, мой терпеливый город. Прости, что я тебе прощаю этот холод И нерасцветшую чудесную зарю…
* * *
Свет на ладони озябшие каплет. Мир, словно царство теней. В нём никого ты не предал, мой Гамлет, Даже заклятых друзей.
В чём же вина твоя – в том ли, что слушал Тени беззвучную речь Или Офелии детскую душу Тщетно спешил уберечь?
Не отличаясь от прежних прохожих, Я продолжаю свой путь И оставляю тебя – а быть может, Тщетно пытаюсь вернуть…
Как же в груди твоей детская рана Неумолимо болит. Но всё грядущее поздно иль рано Вспомнить о прошлом велит:
Шорох страниц, и шум ветра, и гам лет – Мир, как шекспировский стих. В нём никого не любил ты, мой Гамлет, Даже любимых своих.
Мария Мышкина
* * *
Зелёные зверьки, похожие немного на лягушек, Приснились как-то мне – в бреду, с температурой сорок два. Прости, что я тогда, среди компрессов, грелок и подушек Посмела вспоминать твою улыбку и твои слова.
Не нужно было мне дрожащими и слабыми руками Твой номер набирать и плакать, излагая ерунду. А нужно было мне с весёлыми зелёными зверьками Продолжить разговор в своём непритязательном бреду.
Теперь я не могу встречать тебя на улице случайно, Запутывать следы, пуская на ветру словесный дым. Теперь я лишь могу невежливо, нелепо и печально Тебя не узнавать и прятаться под зонтиком худым.
О милые зверьки, прекрасна жизнь, и всё же непонятно, Зачем же вы тогда не удержали за руку меня? Мне место – среди вас. Но жизнь меня взяла к себе обратно, Как памятную вещь, бессмысленнои трепетно храня…
* * *
Помнишь блюз Гарри Мура о том, что Господь вернется? – Детским голосом плачет гитара и светит солнце.
И на лодке – наверное, старенькой, темно-синей, По открытому морю с друзьями плывет Спаситель.
Может быть, без друзей – в одиночестве самом светлом. И волнуется лодка, беседуя с теплым ветром.
А на берег идут рыбаки, старики и дети, И не знают, кого им придется случайно встретить.
Если б знали, просили бы всех исцелить от боли, А теперь удивятся: «Удачное лето, что ли?
Отчего же так ясно, так мирно и нет печали, Не попутный ли ветер в дороге мы повстречали?»
Но Ему – уготована боль, что в гитарном плаче Отзывается нежно, ни гнева, ни гроз не знача…
|
||
|
Ярославское региональное отделение ООО СРП, 2009.
|
Литературная
страница